Персональный сайт Натальи Чистяковой — Натальи Ярославовой
Natalia Chistiakova—Natalia Yaroslavova’s Personal Website

ЛНР и ДНР. Князь Мещерский, с чьим именем связан «Русский дом» в Париже, о позоре и "славянском пожаре"

    • Воспоминания князя В.П.Мещерского и письмо Н.Дронникова-Коновалова, где он благодарит меня за то, что я обратила его внимание на эти воспоминания и комментирует их
    • Морские офицеры. В 19 веке князь В.П.Мещерский своей статьей Славянская летопись вдохновил и повел за собой морских офицеров Санкт_Петербурга. Потом писал: Очки, через которые мы глядели тогда на добровольцев, надо признаться, были очень розовые
    • Комментарий от 30 сентября 2016 года в Facebook по Воспоминаниям князя В.П.Мещерского о его славянофильской лихорадке и о розовых очках, через которые они видели славянский пожар,потом глубоко разочаровавший их
    • Слишком русской в России в 19 веке была баварская аристократка А.Ф.Тютчева-Аксакова, родившаяся в Мюнхене. А.Ф. Тютчева - дочь графини Элеоноры Ботмер была супругой народного диктатора славянофилов И.С.Аксакова из Белебея современной Башкирии. Мой комментарий в от 2 октября 2016 года в Facebook

© Наталья Ярославова – Оболенская
30 сентября 2016 года

События в Донецке и Луганске 2014 года напоминали Drang на дунайский восток под «бесом братушколюбия» и влияния «славянского пожара» 1876 года в Болгарии и Сербии.

При этом, в славянофильство, в годы перед событиями в Украине и во время них, «ударились» Соотечественники из Франции и «Русский дом в Париже», основанный, обращу внимание, князьями Мещерскими, а не близкими к купечеству Аксаковыми.

Любители русской словесности из Парижа не должны были быть в неведении о том, как князь В.П.Мещерский оценивал «поход в Сербию:. «мы не хотели видеть, какая сволочь шла в ряды добровольцев...И от Петербурга до Дуная покрывали стыдом русское имя…Чем ниже был общественный слой, тем сильнее…этот Drang». Пишет это автор знаменитой статьи «Славянская летопись» князь В.П.Мещерский, апологет Морского офицерства, в которое сейчас входит и старшина Морского собрания и член Морского совета Вилинбахов Г. – заместитель директора «Эрмитажа» (Старшины Морского собрания).

Князь В.П.Мещерский в книге его «Воспоминаний» положительно оценивает дипломатию и отказ Алекcандра III от вмешательства в события в Сербии и Болгарии. Статьи по этой книге у меня на сайте уже 10 лет. "Лабиринты реформ" - сопоставительный анализ реформ 1990-2000 годов и реформ 19 века по В.П.Мещерскому публиковался в 2003 году в "Московском комсомольце" в Тюмени.

«Князь В.Мещерский: О реформах Александра II»

«Лабиринты реформ»

С сайтом прекрасно знакомы основные идеологи.

Но вместе этого ударяются «в Аксакова» и в С.Кургиняна «из Мещерских» и планета наблюдает «спектакль» с повторением описанного князем Мещерским в XIX веке, подтверждение чего - его книга .

Я привожу в сокращении 22 главу книги «Воспоминания князя Мещерского», как доказательство того, что все, чтобы было в Донецке и Луганске, или намеренно повторено, в т.ч. для достижения тех же целей («500 десантников Кронштадта.Не псковские «Ольги» перешли границу РФ.«Патриоты» и ампоширование денег»).

Или решения принимали люди, которые совершенно не знают русской истории. Или это обдуманный план тайных врагов России. Ими могут быть и другие государства .

Но всплеск любви к русской словесности, славянам и славянофилу И.С.Аксакову отмечался в это время во Франции ( «Референдумы» Каталонии, ДНР, ЛНР объединяет с Таллиным о.Гогланд и Струве.«Энергомонархия» и "утечка")

Близок к Армении С.Кургинян – активный участник событий в Восточной Украине, в ТПП РФ я его узнала через представителей армянских родов: Канделаки.

Ударился в славянофильство и В.Тетерев из Башкирии, где имение Аксаковых «Надеждино». Но у Тетеревых и Тимчуков - тоже есть французский интерес («Выборы - назначения, «Романовы» в Екатеринбурге и «Эрмитаж», академия дизайна и фонд «евразийца» Аксакова»).

Вот эти «славянофилы», они этого ничего не знали ?

XXII глава

1876 год

Славянский пожар в Петербурге ив Москве - Характеристика настроения умов - Статья «Гражданина» и его закрытие

Весною этого года уже в полном разгаре был у нас я Петербурге и Москве славянский пожар…

Желания повстанцев и вожаков их на Дунае сбылись и блестяще оправдались. Зимою кое-как протянулось глухое движение повстания, а с лучами весеннего солнца оно вспыхнуло с новою силою и уже зажглось в Сербии. И сербы заголосили про турецкие зверства; и неизвестно почему – пока славянское дело изображали собою герои и храбрецы, как герцеговинцы, у нас симпатии к их защите были довольно слабы; но как только завопили сербы и болгары, представлявшие собою только сомнительные элементы, мы все, чуть ли не поголовно, стали страстными славянофилами и воскликнули: к оружию, россияне. И в заключение, в подтверждение этой поразительной несправедливости судеб и странной случайности, Сербия получила королевство, Болгария княжество, а герои Герцеговины и Боснии австрийского генерал-губернатора…

Дипломаты Европы, между тем, сходились и все толковали; чуть ли не ежедневно послы вместе и по одиночке сходились в кабинете князя Горчакова для придумывания способа потушить славянский пожар, и чем больше они говорили, тем сильнее и шире разгорались страсти на Неве и Москве-реке… Читая газеты и прислушиваясь и приглядываясь ко всему, что тогда происходило в главных центрах России, в виде славянофильских воинственных демонстраций, послы Европы выходили из себя и, совсем сбитые с толку, приходили к старому канцлеру с вопросом: да чего же это значит, - вся Россия в пожаре, вы затеваете войну? А Горчаков отвечал им: не беспокойтесь, это все платонические демонстрации, которые правительство терпит, но с которыми оно вовсе не солидарно, Россия не двинет пальцем в пользу славянских повстанцев и в этом, как во всем, будет держаться только европейского концерта

Но послы не успокоились и писали своим правительствам самые минорные донесения, в коих звучали такие изречения: Россия в бреду, правительство бессильно, мы ничего не понимаем…

И было с чего повергаться в недоумение - вчера Горчаков говорил послам: будьте спокойны, правительство тут ни при чем, а сегодня по Гостиному двору торжественно, с красным придворным лакеем позади, ходят придворные дамы и сбирают на пользу раненных славян Балканского полуострова и ужаленный этим зрелищем английский посол летит говорить Горчакову: разве может придворная дама так открыто сбирать деньги по городу, если нет сочувствия сверху ? На это ему отвечает Горчаков: это сочувствие в пользу больных и раненных, а вовсе не в пользу дерущихся…

И действительно было так…Правительства лозунг был sauver les apparences (соблюсти благопристойность) , а потому цензура вычеркивала везде слова: в пользу славян Балканского полуострова, а писали на их месте: в пользу раненных и больных и т.д. Вообще, роль руководящей силы правительства напоминала тогда страуса, который спрятавши глаза за камушек, думает, что его не видят… В Москве народным диктатором стал Иван Сергеевич Аксаков, взявший в свои руки все дело славянского движения, а в Петербурге его единоличную роль, действительно всемогущую, исполнял коллегиально славянский комитет, и в конце концов явился клич к добровольцам в ряды сербской армии, клич, получивший огромную силу, главным образом потому, что все узнали о том, что генерал Черняев поехал в Сербию с целью командовать сербскою армиею, а имя Черняева благодаря его азиатским лаврам было в высшей степени популярно в России.

И вот в конце лета все в России было отставлено на второй план, и только один славянский вопрос завладел всеми до такой степени, что не было уголка России, где бы не горел славянский вопрос…Сборы, добровольцы, славянские комитеты - все пошло в дело…

Славянофильское движение, охватившее умы в начале лета этого года, было действительно весьма интересным событием; интерес его заключался в общности этого настроения и в особенности в его популярности: чем ниже был общественный слой, тем сильнее проявлялся этот Drang (поход) на дунайский восток. В особенности народность этого настроения заметна в Москве. Мне случилось быть на одном приеме у И.С.Аксакова. Помню, что голова закружилась от этой массы людей всякого звания, как поток нахлынувшей в его приемную, и как сердце усиленно билось и умилялось от бесчисленных появлений народного энтузиазма. Как вчера помню этих старушек и стариков, на вид убогих, приходивших вносить свои лепты для славянских братий в каком-то почти религиозном настроении, я в этой толпе заметил одну старушку, на вид старую, долго разворачивавшую грязненький платок, чтобы достать из него билет в 10 тысяч рублей. И действительно, деньги лились рекою…

Собирались они на раненых и больных братушек, а шли на вооружение и отправку в Сербию добровольцев. Отправка эта производилась славянскими комитетами, как я говорил выше, но, кроме того, и главный штаб принимал в этом официальное участие, ибо к нему обращались офицеры, состоявшие на службе и получавшие временный отпуск для поступления в Черняевскую сербскую армию. Улицы стали наполняться маленькими группами русских офицеров в сербских костюмах, и на поездах Варшавской дороги не хватало мест для посадки ехавших через Вену на Дунай добровольцев.

Очки, через которые мы глядели тогда на добровольцев, надо признаться, были очень розовые… Для меня этот период розовых очков длился очень недолго, до поездки моей в августе в Сербию; но пока он длился, мне, как и всем, казалось, что эти добровольцы были герои, носители какой-то святой идеи, новый вид крестоносцев, шедших умирать за свободу угнетенных братьев… И через эти розовые очки мы не замечали, или, вернее, не хотели видеть, какая сволочь шла в ряды добровольцев и какое меньшинство составляли порядочные люди, бросавшие спокойную жизнь дома, чтобы ехать на войну за славянскую братию…. Потом я понял, что это большинство составляли люди, которым нечего было проигрывать и которые ампошировали русские деньги славянских комитетов, чтобы пускаться в авантюру. И от Петербурге до Дуная покрывали стыдом русское имя… Самыми симпатичными в этой массе были отставные солдаты, шедшие в большинстве случаев, действительно, из идеи.. ими просто воспринятой, и охотно готовые подраться с турками …

О том, как велик был энтузиазм, я мог убедиться из фактов моей личной инициативы в то время.

Провел я июль месяц в Ревеле. Ожидать мне в этой Чухляндии славянского энтузиазма было трудно, тем не менее, я решился прощупать эту модную страну и здесь - и взялся устраивать народный праздник в пользу славянских раненых и больных, как тогда предписывалось говорить на афишах. Главными деятелями моей затеи были офицеры-моряки стоявшей в Ревеле учебной артиллерийской эскадры, и сообща мы решили устроить праздник огромный.

… Народу прибыло множество и именно потому, что этот праздник со всеми аксессуарами был совсем новым зрелищем для чухонцев.

…за покрытием всех расходов я послал в Петербург, в распоряжение Красного креста, для славянского дела около 5000 рублей, полученных в том самом Ревеле, где никогда выручка за праздник не превышала 500 рублей. Затем мое славянофильское лихорадочное состояние до того усилилось, что я попал даже в агитаторы. Все эти настроения я, разумеется, изливал потоками в «Гражданине».

«Гражданин» я стал пропагандировать для славянского дела между моряками; моряки, в свою очередь, стали проявлять массовое сочувствие, стали звать к себе на суда, а когда появилась моя знаменитая статья «Славянская летопись», вызвавшая всеобщий энтузиазм, с одной стороны, и запрещение «Гражданина», с другой, - то я стал уже в глазах моряков своего рода героем, и вдруг на военных судах, в ответ на мою статью, все молодые офицеры стали заявлять командиру о своем желании идти в Сербию. Офицеры устроили у себя трапезу в мою честь, а командир приезжает ко мне упрашивать меня, чтобы я на этой трапезе ничего не говорил возбуждающего умы, так как без того, по его словам, я сбил столку всех его офицеров и всполошил славянским духом до чертиков. Я ему дал слово. Трапеза прошла благополучно; спичи говорили воспламененные офицеры, но я ничего не говорил; пили за Черняева, за сербов, за добровольцев, и все кончилось благополучно. Тем не менее, действительно в Сербию поехало несколько морским офицеров.

История моей знаменитой статьи были интересна, как эпизод того времени.

Для одержимого бесом братушколюбия, как я, события в Европе, создававшиеся при участии нашей дипломатии казались до такой степени в разладе с тогдашним чисто воинственным общественным настроением в России, что я готов был в эти минуты объявить врагом России всякого, кто не хотел, как я, и войны и освобождения славян, и заодно взятия Константинополя.

Как я говорил выше, князь Горчаков со своими дипломатами все усилия своего ума и искусства напрягал к тому, чтобы достигать двух противоположных целей: одна цель была соглашение и лад с Австриею, с Германиею и с Англиею для какого-то плана общего воздействия на Турцию и на славян, а другая цель была – мазать по губам русских славянофилов, чтобы не идти вразрез с русским общественным мнением.

Во исполнение первой задачи явилось свидание нашего Государя с императором австрийским в Рейхштадте в начале лета. Что именно на этом свидании было решено, нам было, разумеется, неизвестно, но по ходившим о нем слухам можно было догадаться, что целью этого свидания было соглашение насчет роли Австрии в восточном вопросе на случай войны России с Турцией. По этому поводу говорили, что Австрия за свой нейтралитет потребовала себе Боснию и Герцеговину, а Россия будто бы обязалась не брать Константинополя.

И вот возбужденный всеми этими слухами, представлявшими Россию в печальной зависимости от европейской антиславянской коалиции, я приехал в Ревель, поселился в маленькой даче тогдашнего вице-губернатора Манжоса в Екатеринентале, и, невзирая на мир и усладу, дышавшие на берегу моря, я пришел в такой воинственный иславянофильский азарт, что в один присест накатал длинную статью под заглавием «Славянская летопись», где напомнил предания измены и коварства Австрии и доказывал, что есть для России нечто хуже и опаснее войны - роль прислужницы Европы и мир, купленный ценою русского позора.

Написав эту статью, послал её в Петербург немедленно, и на другой день получаю от редактора «Гражданина» Пуцковича телеграмму, в которой он меня уведомляет, что хотя чует беду, но статья моя так сильна и хороша, что он решил поместить её целиком. И поместил!

А затем пришла вторая телеграмма, известившая, что «Гражданин» приостановлен на два месяца… за явное и резкое порицание отношений правительства к политическим событиям на Востоке.

Разумеется, при тогдашнем настроении умов эта мера, принятая относительно «Гражданина», послужила его прославлению и создала ему ореол, которого никогда не было, если номер с сею статьей вышел и прошел без внимания к нему цензуры. Номер 27 стал раскупаться нарасхват, и, смешно, сказать, за последние экземпляры платили 5,10 и даже 25 рублей.

Затем стали меня заваливать приветственными телеграммами и письмами. И.С.Аксаков мне прислал красноречивое по сочувствию приветственное письмо, а самое замечательное как результат было то, что к следующему году число подписчиков сразу удвоилось..

Славянскому вопросу я принес самую большую свою жертву: свою служебную карьеру.

Кара, постигшая «Гражданина», была вторая за этот год, и замечательно, что обе кары были вызваны моими статьями, преимущественно направленными против Австрии, так что заграничные газеты, прямо мотивировали кары, постигшие «Гражданина», его нападками на Австрию и её правительство …

Весною «Гражданин» был закрыт на 1 месяц, в начале осени на 2 месяца, итого, значит, 3 месяца запрещения, то есть такая кара, которой по строгости не удостоилось никакое издание в России, кроме «Современника» в 1862 году за явно революционные статьи

Все материалы раздела «Внимание! Угрозы и тенденции»

Реклама

© Авторские права на идею сайта, концепцию сайта, рубрики сайта, содержание материалов сайта (за исключением материалов внешних авторов) принадлежат Наталье Ярославовой-Оболенской.

Создание сайта — ЭЛКОС