Товарно-сырьевые биржи: 1991 год — 2007 год
©Ярославова-Оболенская Наталья Борисовна, урожденная Ярославова (22.2.1960). Экс Годунина (23.10.1981-14.4. 1991). Экс Чистякова (14.4.1991 -10.06.2014). Кандидат технических наук. Я родилась 22 февраля 1960 года в Нефтекамске, Краснокамского района Башкирской АССР.
© Copyright Наталья ЧИСТЯКОВА
23.03.2007 года
Почему до сих пор не начала действовать нефтяная биржа: ни в Санкт-Петербурге, ни в конкурирующем с ней Ханты-Мансийске, несмотря на принципиальное решение Президента РФ ? И хотя этот вопрос до сих пор остается открытым, не заставила себя ждать инициатива ещё об одной товарно-сырьевой бирже во Владивостоке, согласно «Концепции государственной стратегии развития Дальнего Востока и Байкальского региона на долгосрочную перспективу». «Клонируются» идеи о биржах, по всей видимости, одной «фабрикой мысли», близкой к Минрегионразвития. В этой связи имеет смысл вернуться к истории бирж начала 90-х, где капиталы создавались за счет «вилок цен», путем государственного регулирования, изложенной в нижеприведенной статье «Нефтяники за чертой свободного рынка…» (1991 год). После актуализации этого опыта можно оценить и то, насколько исполнимы мечты: «диктовать» цены мировому энергорынку посредством российского «биржевого инструментария»…
Нефтяники за чертой свободного рынка спасти их может только российский рубль
Н.Б. Чистякова, к.т.н.
Впервые опубликовано в газете «Тюменские известия» № 236 19 ноября 1991 года, переопубликовано в январе 1992 года (идея в газете «Деловой мир» учтена фондом «Гермес» при реализации проекта с контрактами «Черное золото»)
В связи с подписанием Президентом РСФСР Ельциным Указа «О развитии Тюменской области» в официальных деловых кругах, в средствах массовой информации с новой силой развернулась дискуссия, но наиболее актуальному вопросу нефтяной торговли — о цене на нефть.
Однако, как и прежде, этот спор ведется лишь о некотором фиксированном значении — ныне это 200—300 рублей за тонну вместо действующих 60, хотя в условиях практически разрушенной системы государственных цен и грядущей их либерализации подобная постановка вопроса представляется не совсем правомерной.
Во-первых, неизменная по величине цена на нефть. Будь то 60, 200 или 300 рублей за тонну, снижается по отношению к общему уровню свободных цен со скоростью, как минимум равной скорости инфляции рубля. Во-вторых. Любое скачкообразное повышение этой цены, неизбежное в данной ситуации, имеет предел, определенный государственными ценами на нефтепродукты: бензин, дизтопливо (изменить которые, невозможно не спровоцировав массового недовольства), а также теми обязательствами, которые Россия имеет перед республиками, подписавшими Договор об экономическом сообществе. В-третьих, в условиях, когда 10 процентов добытой нефти реализуется через систему биржевой торговли, нельзя отвлеченно говорить о государственной цене вне её связи с ценами биржевых торгов и общей структурой цен на нефть.
Как известно, в настоящее время в сфере легальной торговли нефтью упомянутая структура цен имеет три уровня: первый — на нефть и нефтепродукты, реализуемые через государственную систему торговли за рубли, колеблющийся в диапазоне 60—400 рублей за тонну; второй — через систему биржевых торгов за рубли: диапазон — 900—1300 руб.; третий — через систему биржевых торгов за доллары, диапазон 100—120 долларов или в пересчете по нынешнему курсу 4000—6000 руб.
По причинам, оговоренным выше, Россия вынуждена по самым низким ценам первого уровня реализовывать до 90 % добываемой нефти. Упущенная при этом прибыль исчисляется миллиардами. Однако, сохраняя искусственно цены на нефть на грани возможного минимума, Россия, тем не менее, не гарантирована в сохранении стабильности как внутри самой республики, так и в межреспубликанских взаимоотношениях. В частности потому, что разница между государственными и свободными ценами ведет к росту дефицитности бензина на внутрисоюзном рынке, который уже сейчас явно ощущается потребителями. По мере увеличения интервала между ценами «бензиновый бунт» продолжает нарастать и вскоре может достичь апогея. Помимо этого, конфликт весьма вероятен и в том случае, если республики, не справившись с искушением, воспользуются опытом соцстран по перепродаже нефти и попытаются получить прибыль там, где Россия ею по политическим причинам поступилась.
Второй уровень цен определяется несколькими встречными тенденциями: с одной стороны — желанием продавца продать нефть дороже, совпадающим с желанием посредника получить максимальный личный доход от продажи, с другой стороны — стремлением занизить цену, если речь идет о сделке с условием или о скупке партии нефти за рубли для последующей её перепродажи за валюту. В зависимости от ситуации на нефтяном рынке, соотношения спроса и предложения в формировании биржевой рублевой цены преобладают те или иные тенденции. В настоящее время она стабилизировалась на уровне 1000 руб. за тонну, что эквивалентно 20—30 долларам. Для внутреннего потребления это дорого, для иностранного покупателя — фантастически дешево. На основании этого с достаточной степенью уверенности можно утверждать, что практически весь объем свободно реализуемой за рубли нефти после многократной перепродажи поступает на внешний рынок. Однако в отличие от сделок за конвертируемую валюту львиная доля дохода от реализации принадлежит бесчисленным перекупщикам и посредникам.
Таким образом, создание прецедента биржевой торговли за двойную валюту: доллары и рубли обусловило возникновение большой группы людей, мотивированных к сдерживанию процесса перехода на цены мирового рынка нефти, что явно противоречит интересам государства и непосредственных производителей. Безусловно, переход к торговле по ценам, близким к мировым, ввергнет нас в конкурентную борьбу с традиционными мировыми поставщиками нефти и усугубит трудности с её реализацией на внешнем рынке. Но при этом выявится полная несостоятельность и непредприимчивость тех, кто сейчас ходит в когорте «предприимчивых» и в лучших традициях цыганщины перераспределяет доход от продажи нефти между посредниками и производителями обратно пропорционально затратам труда.
Третий уровень цен на нефть, реализуемую через биржевые торги за доллары, близок к мировому. Объем сделок, совершаемых по этим ценам, незначителен, но только они отвечают критериям цивилизованной торговли.
Итак, сложившаяся в стране структура цен на нефть совершенно абсурдна с точки зрения нормальной экономики. Но этот абсурд закономерен для нынешней социально-экономической ситуации. Поэтому любые попытки прямого воздействия на упомянутые структуры путем непосредственного повышения рублевых государственных или биржевых цен или безуспешны, если речь идет о рынке, который не терпит диктата, или чреваты массовыми волнениями. Но не менее опасно сегодня и бездействие, поскольку негативные тенденции, обозначенные выше, а также сопутствующие им отрицательные эффекты продолжают нарастать и усугублять нестабильность в обществе.
Взвешивая подобным образом все за и против повышения цен на нефть, мы неизбежно попадаем в тупик, выход из которого можно найти, только сменив приоритеты в подходе к самому понятию реальная цена, включающему, как известно, две составляющие: численное значение и курс той денежной единицы, в которой она исчисляется. Для развитых капиталистических стран вторая составляющая не столь существенна, так как курсы их твердых валют колеблются незначительно, но при темпах инфляции, характерных для нашей страны, именно она является определяющей в формировании конечной цены.
Трактуя понятие реальной цены с учетом иного ранжирования по значимости её составляющих, более верно отражающих действительность процессов ценообразования, приходим к выводу, что сегодня важнее говорить не о том, какова должна быть цена количественно: 200, 300, 400 рублей за тонну, а о том, что нефтяникам для взаиморасчетов нужна новая денежная единица, конвертируемая на внутреннем рынке страны. И эта конвертируемая валюта должна быть дана нефтяникам, так как именно их, с высшего соизволения и по соображениям политического характера, оставляют за чертой свободного рынка — «прикрывать» отход основных сил в «капиталистическое далеко».
Такая постановка вопроса особо актуальна сейчас, когда наше правительство уже заявило о своем желании ввести в обращение новые российские деньги, но ещё не приступило к практической реализации своего проекта в связи с затруднениями в вопросе обеспечения их конвертируемости и неопределенностью той ограниченной сферы обращения, где они должны быть платежным средством. По признанию зам. министра экономики РСФСР Ивана Матерова: «рубль с полосой» — слабая валюта, вес которой вряд ли может быть поднят за счет внутренних ресурсов (золотой запас катастрофически мал, а предлагаемый вариант укрепления российских денег за счет их «привязки» к валютному резерву Международного фонда может быть реализован лишь после реконструкции внешнего долга РСФСР).
Таким образом, и у работников нефтяной отрасли и у руководства республики явно прослеживается встречный интерес — скорейший ввод в ограниченное обращение новой российской валюты, конвертируемой на внутреннем рынке страны. Но обсуждаемые на данном этапе варианты укрепления этой новой денежной единицы, успешно апробированные ранее мировой цивилизацией, после детального анализа признаются малоэффективными в приложении к нашей, аномальной экономике.
Как следствие приходится констатировать факт, что при наличии такой патологии и пути выхода из глубокой экономической депрессии должны быть нетрадиционными, в чем-тo даже непривычными для сложившегося образа мышления и устоявшихся догм.
Злая ирония, но в ходе решения продовольственной программы мы уже приобрели опыт подобных нетрадиционных решений, заключающийся в подборе ближайших аналогов того, чего уже нет и, вероятно, скоро не будет. Нет сахара — заменили сорбитом. Шоколад — соей. Кофе — ячменем. Нет достаточного золотого запаса? Тоже можно заменить. Но вопрос: чем? И вопрос: как использовать ту временную отсрочку, которую дает нам подобный компромисс.
Решая первый вопрос, следует обратить внимание на уже имеющий место оригинальный опыт замены золотого запаса запасами редкоземельных металлов для защиты денежных средств одного из московских коммерческих банков от инфляции. Принимая во внимание сию оригинальную схему, и решая тот же вопрос достойной замены, но уже в масштабе всей республики, необходимо согласиться с тем, что сопоставить с ним по значимости можно только запасы нефти. Золото и «черное золото». Доллар и рубль. Логика ближайших аналогий такова, что на плаву российский рубль может поддержать только нефтяной запас республики.
Не следует понимать такую «привязку» рубля к «черному золоту» буквально, как необходимость ввода нефтяной символики на новых денежных знаках. Ни полосы, ни прочие символы и знаки сами по себе рубль конвертируемым не сделают. Практически обеспечить частичную конвертируемость денежных знаков можно, гарантировав приобретение прав на разработку нефтяных месторождений только за российскую и иностранную валюту, исключив участие союзных рублей в этом процессе. Подобные гарантии, подтвержденные на правительственном уровне, обеспечат «взлет» новых российских денег на период «дележа» нефтяных запасов в долгосрочное пользование, что составит как минимум несколько лет. При этом надо остерегаться упомянутого ранее прецедента спекуляции на курсах двух валют, одна из которых (российский рубль) неконвертируема на внешнем рынке, и порождаемой этим заинтересованности определенных групп в принудительном снижении курса этой неконвертируемой валюты для последующей игры на разнице в ценах.
Дабы не свести на нет положительный эффект роста престижа российских денег за счет их допуска к приобретению прав на концессию, необходимо провести ряд дополнительных мер, укрепляющих новое платежное средство, а также создать определенные структурные условия, обязательные в случае проведения любых преобразований системы денежного обращения. Они общеизвестны. Обеспечение свободного обмена российских денег на союзные рубли и обратно через широкую сеть обменных пунктов, первоначально по курсу не ниже минимума, установленного высшими республиканскими финансовыми структурами, во избежание монополизации этого процесса теневой экономикой. Ограниченная эмиссия. Исключение безналичной формы расчета.
Дополнительной мерой, укрепляющей российскую валюту и одновременно отвечающей интересам производителей нефти, является переход к взаиморасчетам в сфере нефтяной торговле только за российские рубли и иностранную валюту. Введение на трон нефтяного рынка российского рубля при одновременной отставке рубля союзного заставит предпринимателей отдать соответствующие почести новому денежному знаку не иначе как скупкой их оптом и в розницу по минимальному курсу правительства и выше него. Даже если этот минимальный обменный курс между российским и союзным рублем будет невысок, например 1:7, то реальная цена на нефть, выраженная в российской валюте, увеличится в семь раз и будет эквивалентна нынешним 400 рублям за тонну. А это тот уровень, за который сейчас идет напряженная битва с правительством. Впрочем, есть основания полагать, что и минимальный курс правительства и курс стихийного валютного рынка будет выше того априорно взятого соотношения 1:7, на основе которого названа предполагаемая цена на нефть. Соответственно выше ожидаемого окажется и доход нефтяников, пропорциональный крепости нового рубля.
С биржевой рублевой ценой на нефть при проведении предполагаемых преобразований произойдут несколько иные метаморфозы. Весьма вероятно, что количественно она уменьшится и снизится до уровня 500—600 рублей, но уже российских. Фактически же это означает рост реальной цены за счет её иного качественного наполнения. Прогнозируемый рост рублевых государственных и биржевых цен приближает их к ценам мирового рынка.
Такое снижение цен делает соизмеримым с нормой доходы посредников, уменьшает «эффективность» сделок с условием, снижает бензиновый ажиотаж.
Упоминая о бензиновом дефиците, целесообразно подчеркнуть, что цена на бензин как производный продукт нефти должна исчисляться также в новых денежных знаках. Аргументируя это положение, необходимо сказать следующее: любые теоретические измышления о конвертируемой валюте оторваны от жизни, если они не предполагают, что держателями этой валюты является все население республики, и не гарантируют приобретение на него хотя бы одного товара массового спроса (в данном случае бензина). Новые денежные знаки с целью социальной защиты должны выплачиваться населению в виде части зарплаты, пропорциональной среднему ежемесячному потреблению автомобильного топлива. Подобная мера позволит одновременно усилить контроль за распределением бензина, т.к. отчетность российской валютой надежней отчетности талонами, подделка которых давно уже не составляет труда.
В конечном счете, запуск в обращение на нефтяной рынок республики новых денег взамен старых неизбежно поднимет их авторитет, но ущерб этому авторитету не должны нанести попытки сохранить неизменными принципы нефтяной торговли с республиками. Как и в упомянутых выше ситуациях, здесь также просматриваются варианты взаимовыгодных решений, позволяющие и выполнять взятые политические обязательства, и защитить свой интерес.
Не углубляясь далее в рассмотрение комплекса мероприятий по укреплению российской валюты, вернемся к основной теме статьи — вопросу эффективности нефтяной торговли и цен на нефть. Окончательные выводы можно сформулировать следующим образом:
- В условиях гиперинфляции рубля поднять реальную цену на нефть можно только за счет перехода на взаиморасчеты в новой республиканской валюте, конвертируемой на внутреннем рынке страны.
- Временно, до восстановления золотого запаса и реконструкции внешнего долга РСФСР частичная конвертируемость российского рубля может быть обеспечена за счет его «привязки» к нефтяным запасам республики.
- Российский рубль должен быть отдан на откуп нефтяникам, а область его первоначального обращения ограничена сферой нефтяной торговли.
- Имеющийся шанс на спасение может быть использован в течение 1—2 месяцев до того, как правительство приступит к реализации объявленной реформы на основе иных принципов и приоритетов, обрекая нас на непривлекательную роль участников дешевой распродажи нефтяных ресурсов
Персональный сайт Натальи Чистяковой — Натальи Ярославовой «Русь и Лебеди»
